иконописец Гриша И вот, в один прекрасный, солнечный зимний день во двор Строгановского дворца въехала карета государя в сопровождении казачьего конвоя. Казачий сотник и хорунжий первыми вошли в помещение и тщательно осмотрели его. Гриша сидел на диване в ожидании высоких гостей и смотрел на входную дверь. Дверь открылась, и вошел государь с императрицей.
Государь был видом настоящий богатырь. Приветливое широкое лицо его было украшено густой, окладистой бородой. Одет он был в военный мундир с аксельбантом под правый погон и белым крестом на шее, широкие шаровары заправлены в русские сапоги с голенищами гармошкой. Государь сел рядом с Гришей. Напротив в кресла села императрица. Взглянув на Гришу, она сказала императору по-французски: «Какое у него приятное солдатское лицо». Действительно, на Гришу приятно было смотреть: глаза у него были большие, ясные и кроткие, лицо чистое, обрамленное темной короткой бородкой. Волосы на голове недлинные и зачесаны назад.
Окружавшие Гришу люди засуетились и стали показывать иконы его письма. Иконы были безукоризненно прекрасны и понравились августейшей чете. Императрице особенно приглянулся Богородичный образ – «Млекопитательница», который тут же и был ей подарен.
– Ну, а теперь посмотрим, как ты работаешь, – сказал государь, вставая с дивана. Гришу перенесли в мастерскую, посадили на табурет и пристегнули к столу ремнями. Брат дал ему в зубы кисть. Гриша оглядел свою недоконченную икону, обмакнул кисть в краску, немного отжал ее о край и начал споро писать лик святого. Вскоре его кисть сотворила чудо, и с иконы глянул благостный образ Святителя Николая Чудотворца.
– Шарман, шарман, – посмотрев в лорнет, сказала императрица.
– Ну, спасибо, брат, уважил, – сказал император и, отстегнув золотые карманные часы с репетицией, положил их на столик рядом с Гришей. Затем обнял его и поцеловал в голову.
На следующий день из Канцелярии двора Его Величества принесли указ о назначении Грише пенсии – пожизненно, в сумме 25 рублей золотом ежемесячно. А также еще один указ – самарскому губернатору. – о предоставлении Григорию Журавлеву резвого иноходца с летним и зимним выездом. Пробыв в Петербурге до весны, когда с полей стаял снег, а по Неве прошел лед, Гриша с сопровождающими вернулся назад, в родные Утевки. И там жизнь пошла по-старому. С утра звонили в соборе, и изографа на иноходце с летним выездом везли на раннюю и сажали в кресло на клиросе, где он от души пел весь обиход обедни. Как почетному лицу и благодетелю, на серебряном блюдце в конце службы дьякон подносил ему антидор и в ковшике – сладкую винную запивку. После службы тем же путем ехали на иноходце домой, где он вкушал завтрак, смотря по дню – скоромный или постный. Помолившись в Крестовой комнате, он перемещался в мастерскую и с головой уходил совсем в другой мир, где не было кабаков, пьяных мужиков с гармошками, вороватых цыган, бранчливых краснощеких баб и усохших сплетниц-старух. А был там мир удивительных красок, которыми он на липовых и кипарисовых досках буквально творил чудеса. На поверхности этих досок его богоданным талантом рождалось Святое Евангелие в красках. Там был и радостный плач, и умиление, и неистовый вопль, и неутешные скорби.
Когда он уставал, то просил кликнуть блаженного Афоню, который не всегда – «шалам-балам» – нес всякую непонятную чушь, но мог говорить и удивительные речи. Обычно он садился на пол и, обсмоктав принесенную из кухни большую говяжью кость и выбив из нее жир, начинал разговор о том, что бывает мир праведный и неправедный. Мир – грешный, повселюдный и прелюбодейный – принадлежит людям и бесам и пишется через десятиричное «и» – МIРЪ, а мир праведный, Божий, по-древнежидовски называемый ШАЛОМ, пишется через букву «иже» – МИРЪ. «Так что ты, Гришуня, в надписании титлов на образах не дай промашки».
Удивлялся Гриша: и где это блаженный Афоня успел набраться премудрости такой?
Гриша часто задумывался об иконописном каноне. Иногда у него возникало искушение добавить что-то от себя, но совесть и религиозное чувство удерживали его от этого. Он знал, что иконописный канон создается, во-первых, святыми, – через мистические видения и через их духовный опыт; во-вторых, через откровения Божиим людям в чудесах, наитием Святаго Духа; и, в-третьих, он черпается из сокровищницы Священного Писания и Предания. Иконописцы были только ревностными исполнителями. Но при этом они обязательно должны были быть людьми праведной жизни. Что касается последнего условия, то как раз оно-то соблюдалось довольно слабо, – если, конечно, не считать богобоязненных монастырских изографов. Еще можно было поручиться за старообрядческие иконописные мастерские, откуда были изгнаны табак, водка и вообще все было строго и по чину.
У Гриши в Самаре был знакомый иконописец – выкрест Моисейка. Таланта у него было, хоть отбавляй. Учился в Московском училище живописи и ваяния, стипендиат фабриканта-миллионера Рябушинского. Но был Моисейка человеком неукротимой плоти, силой и ростом походил на Самсона, сына Маноева, и жил, как говорится, «нога за ногу». То он, как одержимый, запирался в мастерской и писал иконы, то целый месяц бражничал по кабакам с непотребными девками, пока не пропивался дотла. Иконы его расходились больше по дворянству, интеллигентам-русофилам, а также по богатым кабакам и гостиницам. Так, все больше для антуража, или, как сейчас говорят, – интерьера. Православный народ их не брал, и не потому, что цена на них была высока, а потому, что они были безблагодатны, лишены высокого духа святости. Бесспорно, они были красивы и эффектны, но какие-то приземленные, портретные. А все потому, что Моисейка был блудник и пьяница. Много раз его Гриша укорял за эти пороки, но Моисейка, ухмыльнувшись, возражал:
– Тебе, Гриша, легко быть праведником: рук нет, ног нет, девку обнять нечем, а мне-то каково?! Если во мне два беса сидят лютых – пьяный бес и блудный? Они меня долят (одолевают), и я ничего не могу с собой поделать.
И когда он, по своему обыкновению, напился в Утевках и подрался с кабатчиком, Гриша велел его связать и везти к Владыке в Самару, чтобы тот его упек в монастырь на исправление и покаяние.
Конечно, изографы были только исполнителями воли святых. Так, преподобный Андрей Рублев никогда бы не написал своей знаменитой «Троицы», если бы не наставил его Преподобный Сергий Радонежский. В сравнительно недавние времена, в конце XIX века, преподобному старцу Амвросию Оптинскому было явление Божией Матери на воздусях, благословляющей хлебную ниву. И вот, по этому случаю стали писать новый Богородичный образ – «Спорительница хлебов». Правда, икона эта пока еще была мало распространена, но впоследствии, благодаря своей благодатной идее напитать всех труждающихся и обремененных хлебом духовным и хлебом ржаным, по милости Божией, распространится она по всей Руси Великой.
Итак, минуту за минутой отстукивал маятник старинных часов в Гришиной келье, день за днем раздавался мерный колокольный звон с собора Святыя Живоначальныя Троицы. Год за годом с шумом шел по реке ледоход, предвещая приход Пасхи и унося в вечность времена и сроки. И вот, наступил новый, двадцатый век; век, в котором человечество опозорило себя неслыханно кровавыми войнами, чудовищными злодеяниями, наглым и гордым богоборчеством, глумливым и гордым прорывом в космос – этим современным аналогом Вавилонской башни.
Хотя у Григория были средства, но иконописную мастерскую он не заводил, а по-прежнему писал образа сам. За его иконами приезжали не только с далеких окраин России, но даже из других православных стран. Гриша всегда был в ровном, мирном расположении духа, ничто не колебало и не омрачало его души. Всегда веселый, остроумный, жизнерадостный, как огонек светил он людям, поддерживал их, как мог, в трудные времена. Очень любил ездить на рыбалку, где часами просиживал на берегу реки с легкой удочкой в зубах. Но в 1916 году, когда шла тяжелая кровопролитная война с Германией, он заскучал, стал часто болеть. Во время одной трудной болезни ему в сонном видении было откровение: скоро наступят лихие времена, когда и он сам, и его иконы никому не будут нужны. Церкви начнут закрывать, закроют и Утевский собор во имя Святой Троицы, осквернят и запоганят его, как говорится в Откровении Иоанна Богослова, и превратят в овощной склад. А через три года так и случилось. И слава Богу, что Гриша этого не видел, потому что уже лежал в могиле.
Умер он в конце 1916 года, перед революцией. До самой своей кончины он все писал Богородичный образ «Благоуханный Цвет». За этой иконой несколько раз приходил недовольный заказчик, но Гриша по болезни никак не мог дописать ее. Накануне из храма пришел батюшка, исповедал Гришу, соборовал и причастил Святыми Дарами. Всю ночь шел проливной холодный дождь, тяжелые капли, как слезы, ползли по стеклу. Мерно стучали ходики, где-то скреблась мышь, и трещали потолочные балки. Огоньки лампадок в святом углу трепетно освещали отходящего страдальца, который беспокойно метался на постели и все кричал, чтобы Ангел Божий пришел и дописал икону «Благоуханный Цвет». К утру, когда нарождался новый день, Гриша предал дух свой Богу. Пришли старухи. С молитвой обмыли, опрятали покойника и положили на столе с иконкой на груди.
Он лежал маленьким, коротким обрубком, – исполнивший в жизни этой меру дел своих. Лицо его было спокойно и выражало какую-то солдатскую готовность, как заметила когда-то императрица Мария Федоровна. Наверное, там, в другом измерении, в неведомых нам областях, он приступил к каким-то новым неземным обязанностям. Монахиня в черном размеренно читала Псалтырь, на «Славах» поминая покойного. Ровными желтыми огоньками горели свечи. У изголовья, на полу, обняв ножку стола, сидел и плакал блаженный Афоня. Народ приходил прощаться, крестясь на иконы и на покойного. Хоронили его торжественно. Народу собралось много, приходили из соседних деревень и даже из Самары. Преосвященный Владыка распорядился, чтобы Гришу похоронили в церковной ограде, у алтаря. Гробик был маленький, короткий, наподобие раки, в которой покоятся мощи святых. Пропели «вечную память». С пением «Святый Боже, Святый Крепкий» понесли к могиле.
Время было суровое, – шла тяжелая война, в которой Россия терпела поражение. Было много убитых, раненых, отравленных газами. По базарам, прося милостыню, ползали в кожаных мешках безногие калеки. Но близились времена еще страшнее и ужаснее. Времена гражданской войны, голода, сыпного тифа, разрушения православного уклада жизни и семидесяти лет царства Хамова.
Когда, в очередной раз, пришел заказчик за своей иконой «Благоуханный Цвет», она оказалась законченной, и даже была покрыта олифой. Кто завершил икону – неизвестно.
А на могиле Гриши поставили простой православный крест и написали на нем: «Се, Человек».
В детстве я любил убегать в книги. Они были прекрасны, черные буквы через несколько минут чтения растворялись, и наступало оно, погружение . Я попадал прямо туда, в джунгли к индейцам, на подлодку капитана Немо или в капитанскую каюту пиратского корабля. Это поразительно, пропускать через себя мыслеобразы автора и проживать их, ощущая их собственными органами чувств, ощущать запахи, которых ты никогда не чувствовал, видеть растения, которые ты никогда не видел, висеть на мачте или прорубаться чрез ряды врагов. Возвращаться всегда было нелего. Казалось, что окружающая реальность гораздо скучнее той, что была в ярких произведениях. Приходилось исхитрятся, чтобы добыть новую дозу чтения. Я очаровал одну даму средних лет и она стала моим дилером. Библиотекарша средних лет, которая поставляла мне книги из фонда Дома Культуры нашего городка. Новые дозы яркой жизни! А жил я образами, придуманными Чейзом, Чандлером, Берроузом, Верном, Уэллсом, Гаррисоном, Лондоном, Сабатини, Дэфо. Позже отец притаскивал Маринину, Леонова и прочих "мастеров" современного русского детектива и иностраннного триллера, и я уже переключался на них.
Но книги имели свойство заканчиваться. Закончились "приключения", "детективы", "пираты" и "индейцы". Я недолго сидел на "фантастике", что была в наличии (чуть-чуть Лема, Хайнлайна, Стругацких, Симмонса, Буджолд). Русских классиков за писателей я не воспринимал — скушны-с. С тех пор было прочитано еще кое что.
Я стал гораздо меньше читать, по-другому относиться к классике и начал строить другие отношения с реальностью. Однако у меня вопрос.
Просыпаюсь сегодня утром один (Агата уехала), а полосатых слонят котят нету на обычном месте, в коробке. Перерыл всю комнату, коридор и наконец-то обнаружил эту троицу в узкой щели между кухонной тумбочкой и стеной, они спали друг на дружке в виде хвостато-полосатого трехслойного котобургера. Сорванцы вовсю бегают по квартире, по мужски уже замахиваются лапой на маму-кошку, когда она идет их "воспитывать" (обхватывает лапами, ласково так кусает за голову, и поддает им задними лапами). Сегодня сами пили молоко.
Иван Охлобыстин "Отец и дети" (про деньги) читать дальше
Иван Охлобыстин, прежде чем написать про деньги, долго думал. Тема оказалась непростая. Он, когда услышал, что тема прошлого номера была про смысл жизни, огорчился: лучше бы про это написал. Гораздо проще. Удивительное дело: читать колонку будет смешно, а в конце у вас в душе появится светлая грусть. Признак настоящего. Настоящих денег.
Душная, лунная ночь, трасса «Новая Рига», фура, груженная оргтехникой, в дробовиках картечь 6,5 и вопрос подельщика: «А с этим что?» И ответ: «Как что!? Он нас в лицо видел».
Стандартный сон многодетного отца.
Деньги — забавная штука, абстрактная, не поддающаяся рассмотрению или анализу вне контекста.
Опыт первый. Помню прохладное сентябрьское утро тысяча девятьсот девяносто третьего года. Бегу я по ялтинской набережной в сторону гостиницы «Ариадна», карманы моего роскошного кашемирового пальто туго набиты пачками стодолларовых купюр. За мной деловито семенят три душегуба с целью зарезать. Поначалу, на выходе из казино «Три семерки», у них было поручение от владельца игрального заведения просто отобрать мой выигрыш, но после двадцатиминутной погони зарезать меня стало для мужчин делом принципа. Прекрасно понимая их зловещий энтузиазм, я на ходу разбрасывал немного денег, в надежде отвлечь преследователей от себя. Так и сохранился в моей памяти этот феноменологический слайд: сиреневое от лучей восходящего солнца, уже прохладное море, шум прибоя, истеричные выкрики чаек, стодолларовые купюры, элегантно планирующие на влажную ялтинскую брусчатку набережной, заинтригованное происходящим лицо рябого продавца в шашлычной, спасительный силуэт горы Ай-Петри в полутора километрах впереди и запах спелого каштана.
Опыт второй. Тысяча девятьсот девяносто пятый год, на сцене МХАТа им. Чехова идет моя пьеса «Злодейка», я сижу в полумраке директорской ложи и трясущимися руками пересчитываю деньги, выплаченные мне за аренду свадебного платья Оксаны. Исполнительница главной роли Евгения Добровольская с криками мечется в этом платье по декорации. Уложив деньги в карман рубашки, я заговорщицки перемигиваюсь с женой, и мы бежим в ночную пельменную за Политехническим музеем. Хотим есть до животного спазма. Платье нас кормит уже полгода. Все остальные заработки носят случайный характер. Была надежда на постановку «Гамлета» в качестве режиссера, но я совершил глобальную ошибку, понадеявшись на порядочность Шуры ...сяна, и привел потенциального инвестора из банка «Эскадо» к нему как к исполнительному продюсеру. С моей стороны — идиотский тушинский идеализм: свято верить в «пацан сказал, пацан ответил». Настоящие москвичи по-другому живут. За неделю общения с инвесторами Шура убедил их не вкладывать деньги в никому не известного придурка, а нанять режиссером Сергея Александровича Соловьева. Через полгода тот поставил на сцене Театра на Таганке «Чайку».
Не самый эффектный сценический опыт получился. Единственный запоминающийся момент в этой многочасовой нелепице — по ходу действия пьесы на сцену выкидывают из-за кулис резиновое чучело птицы, и оно, глумливо подпрыгивая, катится в первые ряды партера. Позже мы хохотали с несостоявшимися инвесторами — к слову, хорошими ребятами — над моим воспоминанием, как я впарил прямо на свадьбе за две тысячи долларов подаренную ими же мне на этой же свадьбе картину Сальвадора Дали стоимости, соразмерной со стоимостью Спасской башни. О спектакле предпочитали не вспоминать. Их ...сян артистками попутал, а они, люди неопытные в шоубизнесе, поддались искусу. С моей стороны ноль осуждения. Сам из деревни.
Да, наверное, самый адекватный образ, передающий экзистенциальную суть денег, — это жених, после свадьбы вскрывающий в туалете подаренные гостями конверты. Неизбежное, но немного неприличное.
Опыт третий. В тысяча девятьсот девяносто восьмом году мой добрый друг выдал мне сто тысяч долларов на покупку квартиры. Детей у меня тогда было трое. Ничтоже сумнящеся я вложил эти деньги в чрезвычайно выгодную финансовую аферу, в результате которой я должен был получить что-то около миллиона и купить квартиру побольше. В последний момент моего компаньона арестовал Интерпол за оригинальное прочтение Конституции и организацию в одной из прибалтийских республик крупнейшего бандформирования.
На момент задержания и последующей депортации у него в сумке помимо его трехсот тысяч были и мои сто. Иначе говоря, деньги канули в Лету, а я остался без квартиры. Понимая, что вот-вот меня настигнет удушливый приступ сплина, я занял еще тридцать пять тысяч и в автосалоне на Тульской купил себе джип «Форд Эксплорер». Машина оказалась, конечно, дрянь, еле продал потом, но временно напряжение сняла.
И вот такой слайд: полночь, Калининский проспект, огни над казино «Метелица», из которого выносят известную поп-звезду, упитую в дым. Я сижу в салоне «Эксплорера», пью из бутылки абсент, слушаю Can. В голове ни одной мысли, как выбраться из финансового тупика, и неистовая тяга к беззаконию. Поп-звезда на мгновение очухалась, вырвалась из рук унылых помощников и на неверных ногах побежала вдоль освещенных витрин. Бежала недолго, потеряла, голубка, равновесие и упала навзничь, некрасиво распластавшись у табачного киоска. Я разочарованно плюнул, заменил диск Can на диск AС/DС и поехал домой. Не помню, как выкрутился, но как-то выкрутился. Есть у денег такое свойство — саморегуляция.
Опыт четвертый. Канун Миллениума. Мы с Оксанкой, как всегда без рубля в кармане, голодные как псы, зашли в модный тогда клуб «Табула раса», где встретили не менее модного кинорежиссера, да продлит Господь его годы до сроков праотеческих, который тут же нам презентовал «чек» с кокаином и свернутую в трубку стодолларовую банкноту для удобства употребления. Кокаин мы тут же спустили в унитаз, не наше это, суета одна, а доллары поменяли на рубли, купили в ночном магазине перекусить и выпить дешевой водки. Волшебная ночь была, мы бродили по темной набережной в районе метро «Ленинские горы», по опорам моста над Москвой-рекой как-то перебрались на другую сторону. Через девять месяцев родился Вася, но к тому времени мы уже жили в Ташкенте у Миробадского рынка.
Опыт пятый, современный. Дети за несколько месяцев набрали у меня же из карманов двести пятьдесят рублей мелочи, обменяли их внизу в магазине на бумажные купюры, сбегали к метро в мастерскую к нашему общему знакомому ювелиру (вместе на черный пояс дан-тест сдавали в «Будокане») и попросили папе сделать кольцо с черепом, как у капитана Барбароссы. Умиленный ювелир денег не взял, отлил из халявного серебра массивную «гайку», украсил изделие россыпью мелких бриллиантов и сапфиров да передал детям, а они мне на какой-то пиратский праздник подарили. Периодически перстень приходится носить, и я тайно горжусь этой сентиментальной обязанностью.
Вот, пожалуй, и все, что я могу сказать о деньгах. Пока, во всяком случае. Материал опубликован в журнале «Русский пионер» №11
В тебе самом — история человечества, тот огромный опыт, те глубоко укоренившиеся страхи, тревоги, та печаль, те удовольствия и убеждения, которые впитывал в себя человек на протяжении тысячелетий. Ты и есть эта книга. Она не напечатана ни одним издателем. Она не продается. Ни к одному специалисту не сможешь ты обратиться за разъяснением, потому что его собственная книга ничем не отличается от твоей. И не прочтя эту книгу внимательно, неторопливо и с терпением, ты никогда не сможешь изменить общество, в котором мы живем, — общество, которое развращено и безнравственно. Кругом царят бедность, несправедливость и множество других зол. Любого сколько-нибудь серьезного человека не может не волновать то, что происходит сейчас в мире: весь этот хаос, разложение и война — величайшее из всех преступлений. Чтобы в корне изменить наше общество и его структуру, нужно научиться читать эту книгу, которая и есть ты. Ведь все мы, наши родители, родители наших родителей и т. д. — все мы и создаем то общество, в котором живем. Это общество создано совместными усилиями всех без исключения людей, и если оно не изменится, то впереди нас ждут еще большее разложение, новые войны и дальнейшее уничтожение человеческого разума. Поэтому, чтобы прочесть эту книгу, которая и есть ты, нужно постичь искусство слушать то, что говорит эта книга. Слушать — не значит так или иначе истолковывать то, о чем говорит книга. Просто наблюдай себя, как ты наблюдал бы тучу. Ведь ты ничего не можешь поделать ни с тучей, ни с качающимися на ветру пальмовыми листьями, ни с красотой заката: ты не в силах все это изменить. Поэтому нужно постичь искусство слушать, что говорит книга. Книга эта — ты; она все тебе откроет. Есть и другое искусство — искусство наблюдения, искусство видения. Когда ты читаешь книгу, которая и есть ты, это не значит, что вот — ты, а вот — книга. Отдельно от тебя нет ни книги, ни того, кто ее читает. Эта книга — ты. Есть и еще одно искусство — искусство учения. Компьютер тоже может учиться: его можно запрограммировать, и он воспроизводит все то, что в него вложили. Мы же сперва узнаём что-либо на опыте, усваиваем это знание, храним его в мозгу-, после же в виде памяти возникают мысли, а затем — действия. На этих-то действиях мы и учимся. Таким образом, учение — это усвоение нового знания. Именно этим, подобно компьютеру, и занимается все время сознающий, бодрствующий разум. Опыт, знание, память, мысль, действие — вот к чему сводится постоянная наша деятельность, которую мы называем учением — учением на опыте. В этом и заключается вся история человека — постоянный вызов и ответ на этот вызов. И в этой книге — все знание человечества, которое и есть ты. Я знаю, что ты, вероятно, очень учен, очень образован; и все же я излагаю все это очень, очень простым языком. Но слово — это не то, что оно обозначает. Пожалуйста, все время помни об этом: слово — не то, что оно обозначает. Символ никогда не является действительностью. Как я уже сказал, существует искусство видения, слушания и учения. Человек никогда не бывает свободен от известного, и поэтому наше обучение становится механическим. Искусство же учения подразумевает нечто совершенно иное. Учение — это исследование пределов знания и — движение. Теперь, с учетом этих трех процессов — слушания, наблюдения, учения — давай вместе прочтем книгу жизни. Это ты вместе со мной читаешь эту книгу, а вовсе не ж читаю твою книгу. Мы читаем книгу человечества, которая и есть ты, и я, и все остальные люди. Пожалуйста, обрати на это внимание. Если мы научимся читать эту книгу, которая и есть мы сами, то прекратятся все конфликты и весь наш тяжкий труд. Только тот разум, который научился этому, и есть разум религиозный — не верующий разум, разум, исполняющий все ритуалы, а разум свободный. Только такой разум, от начала к до конца прочитав эту книгу, получает благословение истины. Какова же первая глава этой книги? Это твоя книга, так что же написано в этой главе? Не говоря о физическом существовании, о физическом организме со всей той тяжкой работой, которую приходится выполнить телу, со всеми его болезнями, леностью, инертностью, недостатком надлежащей пищи, надлежащего питания, — не говоря обо всем этом, каково же первое движение? Тебе, конечно, часто приходилось смотреть на себя в зеркало, причесываться, пудриться и так далее, но при этом ты ни разу не заглянул в себя. А заглянув в себя, разве не убедишься ты в том, что ты — вторичный человек? Может быть, не очень-то приятно сознавать, что ты вторичный человек. Но ведь мы все напичканы чужим знанием — тем, что сказал нам тот или иной человек, учитель или гуру; тем, что сказал Будда, тем, что сказал Христос, и т. д. Мы заполнены всем этим. Если же ты учился в школе, колледже или университете, то и там тебе тоже говорили, что делать и как думать. Поэтому, если ты поймешь, что ты вторичный человек, ты сможешь избавиться от этой вторичности разума и — взглянуть. Пожалуйста, прочти это внимательно: самое первое наблюдение заключается в том, что мы живем в противоречии, что в нас нет порядка. Порядок — это не план или схема. Порядок — это когда все находится на своем месте. Но порядок подразумевает нечто куда более важное, чем механическая дисциплина, установленная в связи с тем или иным обычаем, или же нормальное функционирование. В этой книге, в первой ее главе, мы обнаруживаем, что ведем необычайно хаотичную, беспорядочную жизнь — хотим чего-то и отрицаем, что хотим этого; говорим одно, а делаем другое; думаем так, а поступаем иначе. Так что налицо постоянное противоречие. А где есть противоречие, там неизбежно должен возникнуть конфликт. Ты читаешь книгу, которая и есть ты сам — читаешь, что живешь беспорядочной жизнью, что ты находишься в непрерывном конфликте. Конфликт этот выливается в честолюбие, в стремление к реализации, в самоотождествление с личностью, страной, идеей и в постоянное отрешение от действительного. Итак, мы живем в беспорядке — и в политике, и в религии, и в нашей семейной жизни. Мы должны выяснить, что такое порядок. Книга раскроет тебе это, если ты умеешь ее читать. Она говорит, что ты живешь в беспорядке. Так читай же ее, переворачивай следующую страницу. Тогда ты узнаешь, что значит жить в беспорядке. Если ты понял природу беспорядка — не умозрительно или словесно, но непосредственно, то, говорит книга, не переводи ее на язык слов, не делай из нее интеллектуальной концепции, а просто читай ее как следует. Когда ты читаешь книгу, она говорит, что противоречия твои действительно существуют и что закончатся они лишь в том случае, если ты поймешь саму природу противоречия. Противоречие возникает там, где есть разделения, например, на индусов и мусульман, евреев и арабов, коммунистов и антикоммунистов; там, где идет этот постоянный процесс разделения между разными группами буддистов, между разными группами индусов, христиан и так далее. Где разделение — там и конфликт, который и есть беспорядок. Если ты постигнешь природу беспорядка, то из этого постижения, из глубины понимания этой природы и родится порядок. Порядок — словно естественно раскрывающийся цветок; и этот порядок, этот цветок никогда не увянет. В жизни человека всегда присутствует порядок, потому что я действительно читаю книгу, говорящую о том, что где разделение — там и конфликт. Следующая глава говорит: пока ты действуешь по принципу "от центра к периферии", ты неизбежно будешь сталкиваться с противоречиями. Иными словами, пока твои действия эгоцентричны, эгоистичны, личностны, пока всю необъятность жизни ты сводишь к своему малому "я", ты неизбежно будешь творить беспорядок. "Я" — это мелочь, созданная стараниями мысли. Мысль внушает: "У меня есть имя, облик, психологическое строение и составленное им о себе представление" — иными словами, "я есть некто". Так что, пока существует эгоцентрическая деятельность, конфликт и беспорядок неизбежны. Но, говорит книга, не спрашивай: "Как избавиться от эгоизма?" Если ты спрашиваешь "как?", ты просишь указать тебе метод. Но, следуя этому методу, ты лишь переключишься на другой вид эгоцентрической деятельности. Это говорит тебе книга; я тебе этого не говорю. Говорящий не переводит для тебя книгу — мы вместе читаем ее. Пока ты принадлежишь к какой-либо секте, группе, религии, ты всегда можешь стать причиной конфликта. Трудно принять это сразу, поскольку все мы во что-то верим. Ты веришь в бога, а другой — нет; еще кто-то верит в Будду, другой — в Христа; ислам же говорит, что существует что-то еще и нет ничего кроме этого. Так что вера вносит разделение во взаимоотношения одного человека с другим. Но вера не нужна, если ты изучаешь лишь факты — под фактами же понимается то, что действительно происходит в твоей книге. И тут возникает следующая проблема: как ты читаешь книгу? Отделяешь ли ты себя от нее? Когда берешь в руки роман или триллер, ты читаешь их как сторонний наблюдатель, переворачивая страницы, увлеченный захватывающим повествованием и т. д. Здесь же читатель и есть книга. Он читает ее так, словно часть себя самого; он не книгу читает. Книга также говорит, что человек живет под властью авторитетов — политических, религиозных; авторитета лидера, гуру, знающего человека, интеллектуала, философа. Он всегда приспособляется к образцу, указанному ему авторитетом. Пожалуйста, внимательно прислушайся к тому, что говорит книга: существует авторитет закона — одобряешь ты этот закон или нет, авторитет закона все-таки существует — авторитет полицейского, авторитет избранного правительства, авторитет диктатора. Мы говорим не об этом авторитете. В книге мы читаем об авторитете, которого разум ищет для того, чтобы обрести безопасность. Разум постоянно стремится к безопасности. Книга говорит, что если ты ищешь психологической безопасности, ты неизбежно начнешь создавать авторитеты — авторитет священника, авторитет иконы, авторитет человека, который говорит: "Я просветленный, я научу тебя". Освободись от авторитетов такого рода, говорит книга, что значит — стань сам для себя светом. Не полагайся ни на кого в деле понимания жизни, понимания этой книги. Чтобы читать эту книгу, нужно, чтобы никого не было между ею и тобой — ни философов, ни священников, ни гуру, ни бога — никого. Ты — эта книга, и ты читаешь ее. Поэтому необходима свобода от авторитета другого человека, будь то даже авторитет мужа или жены. Это значит, что надо уметь оставаться в одиночестве. Книга говорит, что ты уже обсудил, уже прочел первую главу — о беспорядке и порядке и об авторитете. Следующая глава гласит, что жизнь — это родство. Жизнь — это родство деятельное. Имеется в виду не только родство, связывающее тебя с близкими тебе людьми, но и то, что ты связан со всем человечеством. Ты такой же, как и все остальные люди, где бы они ни жили, поскольку они страдают — и ты страдаешь, и т. д. С психологической точки зрения, ты — это мир, а мир — это ты. Значит, на тебя возложена огромная ответственность. В следующей главе книги говорится: с незапамятных времен человек живет со страхом, испытывая не только страх перед природой, перед окружающей средой, перед болезнями или несчастными случаями, но и страх гораздо более глубокий — глубинные, неосознанные, неизведанные волны страха. Мы вместе дочитаем книгу до того места, где эта глава заканчивается и где написано: "Наблюдай за ним — и ты сможешь покончить с ним". На следующей странице книга снова спрашивает: что такое страх? Как он возникает, какова его природа? Почему человек до сих пор не разрешил этой проблемы? Почему он живет со страхом? Он что, привык к нему? Он принял его как свой образ жизни? Почему человек, человеческое существо — ты — не решил этой проблемы, чтобы полностью освободить свой разум от страха? Пока существует страх, ты живешь в темноте. Из этой темноты возникает и твое поклонение, и значит, поклонение это совершенно бессмысленно. Очень важно вчитываться дальше в природу страха. Итак, как возникает страх? Это воспоминание о прошлом — воспоминание о пережитой боли; о чем-то, что ты сделал, но чего делать не следовало; ложь, которую ты как-то сказал и не хочешь, чтобы она обнаружилась, и боишься, что она обнаружится; какой-то поступок, который развратил твой разум, и ты боишься этого развращения — или этого поступка? Или же ты можешь бояться будущего, можешь бояться потерять работу или не стать выдающимся гражданином где-нибудь на задворках своей страны. Мы испытываем бесчисленные виды страха. Люди боятся темноты, боятся общественного мнения, боятся смерти, боятся не реализоваться (независимо от того, что под этим подразумевается). Есть еще боязнь болезни; человек может испытать сильные физические страдания, страдания эти запечатлеваются в его памяти, и он боится, что они могут вернуться вновь. Поэтому книга говорит: продолжай, читай дальше. Что такое страх? Вызывает ли его мысль? Вызывает ли его время? Теперь я здоров, но когда я состарюсь, меня одолеют болезни — и я боюсь этого. Это — время. Или же мысль нашептывает: "Все что угодно может со мной случиться: я могу лишиться работы, могу ослепнуть, могу потерять жену" - и так далее. Здесь ли корень страха? — спрашивает тебя книга. Ты сам ответь; переверни страницу — и ты найдешь ответ в самом себе; не я говорю тебе это. Книга говорит, что мысль и время суть факторы страха. Она говорит, что мысль есть время. Следующая страница спрашивает: возможно ли для человеческого разума, для тебя, читающего сейчас книгу, которая и есть ты, совершенно освободиться от страха, чтобы и дуновения страха не осталось? Она вновь говорит: не проси указать тебе метод. Метод означает повторение, систему; система же, которую ты изобретешь, не поможет разделаться со страхом, поскольку в этом случае ты будешь следовать системе, а не пытаться понять природу страха. Так что не ищи системы, а лишь пытайся понять природу страха. Книга спрашивает: что ты подразумеваешь под пониманием? Либо ты понимаешь словесную конструкцию и значение этого слова — а это не что иное, как разновидность интеллектуальной операции — либо ты прозреваешь его истину. Когда ты видишь его истину, тогда страх исчезает. Когда ты сам отчетливо поймешь, что мысль и время — факторы страха — не как словесное заявление, а как часть себя самого, как то, что находится в твоей крови, в твоем разуме, в твоем сердце — когда ты поймешь это, ты увидишь, что у страха нет больше места, что у него есть лишь время. Поскольку страх был вызван временем и мыслью. Я боюсь того, что может случиться; я боюсь одиночества. Я никогда не анализировал своего одиночества — того, что оно означает — но я боюсь его, то есть убегаю от него. Но это одиночество — моя тень; оно преследует меня. Невозможно убежать от своей тени. Так что если у тебя есть терпение для наблюдения, то есть ты не убегаешь, а наблюдаешь, вдумываешься, слушаешь, слышишь, что говорит книга, то она скажет, что время — это фактор, а не страх; значит, ты должен понять время. Если ты поймешь время, то, может быть, уйдет и твой страх. Книга просит тебя выяснить, какова связь между временем и мыслью. Мысль — это движение от известного к известному. Это движение, в котором воспоминания о прошлом сталкиваются с настоящим, видоизменяются и продолжают дальше свое существование. Это движение от "вчера" через "сегодня" к "завтра" и есть движение времени, отмечаемое восходами и закатами. Но существует и психологическое время, то есть: "Я испытал боль; я надеюсь, что больше не испытаю ее; она вновь может прийти" — это движение прошлого через настоящее, в процессе которого прошлое видоизменяется и продолжает свое движение к будущему. Есть время, отмечаемое часами. Есть время внутреннее: "Я надеюсь стать"; ты не являешься этим, но ты надеешься; ты свиреп, но надеешься стать мягким. Ты жаден, завистлив, но с течением времени, в процессе эволюции надеешься постепенно исправиться. Итак, время — это движение от прошлого и настоящего к будущему. Мысль тоже приходит из прошлого — знание, воспоминание, движение. Так что время — это мысль. Гораздо сложнее ответить на следующий вопрос. Чтобы дойти до этого места, тебе потребовалось терпение. Слово "терпение" я употребляю в особом смысле. Терпение означает отсутствие времени. Для нас "терпение" значит, как правило, медленно двигаться, быть терпеливым, не спешить, не реагировать быстро, быть спокойным, не волноваться, давать другому возможность выразить себя и т. д. Мы не используем слово "терпение" в этом смысле. Мы говорим, что терпение означает забвение времени с тем, чтобы можно было смотреть, наблюдать; если же ты наблюдаешь что-то во времени, значит, ты нетерпелив. Тебе нужно терпение, чтобы прочесть эту главу. Время — фактор огромной важности в нашей жизни: я не являюсь, но я стану; я не знаю, но я узнаю; я не знаю этого языка, но я выучу его, дайте мне только время; время залечит наши раны. Время притупляет чувствительность; время разрывает связи. Время уничтожает понимание, поскольку понимание по природе своей немедленно; ведь не скажешь: "Я научусь понимать". Так что, говорит книга, в нашей жизни время играет чрезвычайно важную роль. С течением времени развился наш мозг — не твой и не мой, а человеческий мозг, человеческий разум, который и есть ты. В твоем представлении этот мозг отождествлен с твоим собственным мозгом, с твоим разумом; но это не твой разум и не твой мозг — это человеческий мозг, который развивался на протяжении миллионов лет. Ты понимаешь, что мозг, обусловленный временем, и действовать может лишь во времени. Мы же требуем от него, чтобы он делал нечто совершенно иное. Книга говорит, что твой мозг, твой разум функционирует во времени. Время сыграло важную роль в твоей жизни. Но оно не решает никаких проблем, кроме, разве, технологических. Не ищите у времени решения своих проблем — между вами и вашей женой, вами и вашей работой, и т. д. Это очень трудно понять, Пожалуйста, осмыслите это, чтобы должным образом прочесть книгу. Итак, она спрашивает: может ли время кончиться? Если ты не положишь ему конец, то страх со всеми его последствиями будет существовать и дальше. И книга говорит: не спрашивай, как положить конец времени. В тот момент, когда ты спросишь кого-нибудь, как положить конец времени, он еще не прочтет этой книги — и даст тебе лишь какую-нибудь теорию. Интересно, понимаешь ли ты это? Это и есть истинная медитация, состоящая в том, чтобы исследовать вопрос: может ли время остановиться? Твой собеседник утверждает, что может и останавливается. Но это говорит собеседник, а не твоя книга. Собеседник говорит, что оно имеет конец. Но если ты поверил этой книжечке — значит, ты не читаешь книгу, ты просто живешь словами, а живя словами, нельзя избавиться от страха. Поэтому ты должен читать книгу времени — входить в него и исследовать природу времени, то, как ты реагируешь на время, как основаны на времени твои связи. Войди в него. Это значит, что знание есть время, Если ты используешь знание как средство, чтобы выдвинуться, ты попадаешь в силки времени, и значит, страх, беспокойство и все прочее продолжается. Исследование сущности конца времени требует безмолвного разума, разума, который свободен в своем наблюдении, не испуган, свободен в наблюдении движения времени в самом себе, в наблюдении того, в какой мере он зависит от времени. Знаешь, если кто-нибудь скажет тебе, что такой вещи, как надежда, не существует, ты ведь испугаешься, не правда ли? Ты понимаешь, о чем я говорю? Надежда — это время. Итак, ты должен исследовать природу времени и осознать, что твой мозг, твой разум и твое сердце, которые едины, действуют во времени. Они обусловлены временем, и значит, тебе требуется нечто совершенно иное. Ты хочешь, чтобы мозг, разум действовал по-иному, а для этого нужно быть очень внимательным в своем чтении. 9 ноября 1980 г. Коломбо, Шри-Ланка.
The young visitors — отличная добрая комедия, с прекрасными актерами. Фильм для того чтобы отдохнуть и улыбнуться. Снят по роману, написанному 9-летней девочкой.
Okuribito (Departures) — фильм про людей, которые провожают в последний путь, "мастеров церемонии положения в гроб". Тема непростая, однако японцам удалось с легкостью, деликатностью и даже юмором осветить её.
Если мороженица затаскивает фирменный Инмарковский мусорный бачок в киоск. Если рядом с супермаркетом все бачки уже разворочены, а дворник их меланхолично восстанавливает. Если женщина судорожно говорит по телефону сыну "ты пожалуйста дома запрись на ключ, а то мало ли что.." Если очередь у пивного ларька особенно длинна.
То это все подготовка к футбольному матчу Россия-Германия.
Флешмоб, мячик от Арсена. Игра в ассоциации. Вы отмечаетесь в комментах, я даю вам 5 ассоциаций на вас, а вы в дневнике их комментируете.
от выпрями спину! читать дальше куча друзей и знакомых повсюду! скорее знакомых и уже не так много , а друзей очень мало (хочу побольше-побольше ). располагает людей к себе не я, а они, и не все, но некоторые располагаются мудёр, умён лестно конечно из твоих уст Арсен, но зуб мудрости выдран с мясом и остатками мудрости и ума!!! Урра товарищи! я велел вашей кошке размножаться >__< пророк плодородия, блин! она исполнила завет, мы теперь каждый день наблюдаем умильное ток-шоу "В коробке у кошки с котятами" %) коллекционирует сломанные стулья)) уже нет — выбросил, оставил только целые!
от s0lo читать дальше оффлайн я там бываю иногда равновесие его нужно уметь держать погладить кошку это ялюблю этника с удовольствием слушаю хиппи Вы сговорились с Настей-dimanche
от Goblin читать дальше Доброжелательность Человечность ничто человеческое мне не чуждо Преподавание было дело, но сейчас уже нет Кошки их есть у меня 4 штуки сейчас Абхазия свадебное путешествие по Cтране Души
от dimanche читать дальше хиппи (не знаю, почему, всё аватарка виновата!) вы сговорились c Диной-s0lo чуйство юмора, доброе такое крепкий чорный чай (тоже не спрашивайте)) люблю его и зеленый тоже! какие-то понтовые редкие муз.инструменты (ну, знаешь, которые издают странные звуки и вводят в транс)) их нет у меня и с музинструментами у меня как-то не очень дурачества да, люблю я это дело, но ан самом деле я сурьозный